Чего-чего здесь только нет! Трудно сказать, что разнообразнее – торговцы или товары: тут и негры, и мулаты, и креолы, и индусы с Цейлона… Шум, крики, давка и суета; на огромных настилах разложены шкуры леопардов, буйволов и обезьян, слоновьи и бегемотовы клыки, пальмовые циновки, поддельные камни и бусы, съестные товары – и все это в необыкновенном соседстве с неожиданными представителями немецкой бракованной мануфактуры. Ром, джин и коньяк играют в числе товаров выдающуюся роль. Оригинальны и покупатели, снующие толпами по лавкам и одетые кто в простыню, кто в звериную шкуру, кто и вовсе без костюма…"

Как неузнаваемо изменился с тех пор город и его обитатели! Из виденного Доливо-Добровольским сохранился лишь уставленный со всех сторон позеленевшими бронзовыми пушками красностенный форт в приморской части Байши - "Нижнего города". Вдоль парадной широкой набережной тянутся ряды королевских пальм. Выше, на океанской террасе, исчерченной серпантинами дорог, возвышается "Верхний город" - Алту, цитадель небоскребов, выстроившихся вдоль многокилометровых широких авенид.

Современный Мапуто называют самой прекрасной и самой неудобно расположенной столицей Африки. В его красоте не приходится сомневаться – достаточно хоть раз пройти по утопающим в тени яркоцветущих джакаранд и сикимор улицам Байши, полюбоваться с парапета приморских бульваров на теплый океан без единой волны, огромную луну, освещающую все вокруг на километры, бесконечный песчаный пляж, на светящихся на дне морских звезд, которых можно видеть прямо с веранды дома...

И достаточно посмотреть на карту страны, чтобы понять – приютившаяся в крайнем южном углу страны, на узкой полоске суши, столица оказалась там неспроста. Ведь путешествие из Мапуто в ЮАР, Свазиленд или Зимбабве – отнимает часы, а в любую мозамбикскую провинцию – сутки. Даже остров Мосамбики-Мозамбик был бы более удобным местом для столицы, чем прижатая границами других государств и постоянно страдающая от океанских наводнений прибрежная низменность, на которой вырос нынешний Мапуто.
Однако, были свои причины для такого выбора… забавно, но факт – причины крылись в крайней слабости позиций Лиссабона в этом районе Южной Африки, который считался португальским на протяжении пяти веков, но никогда не бывал под полным контролем метрополии. Преодолеть эту слабость было невозможно – оставалось подчеркнуть ее.

…Когда-то мореплаватели Васко да Гама и Антонио Кабрал отметили на своих картах существование огромного залива, на северном берегу которого раскинулась современная мозамбикская столица. Первым исследователем его стал безызвестный до того времени купец Лоренсу Маркиш.
Стремясь поправить свои дела, он задался целью разыскать на никем еще не освоенном побережье местечко для торговли с туземцами, расположение которого позволило бы не опасаться конкурентов. В 1544 году Маркиш обследовал на своем судне дельту реки Лимпопо, охарактеризовал ее как "богом проклятое лихорадочное место", а затем, подгоняемый южным ветром, оказался в широком заливе, "равного которому по величине еще не видывал".

На топком берегу Инкомати купец основал нечто вроде фактории, на острове Иньяка, стерегущем с юга вход в залив Делагоа, начал ежегодно устраивать ярмарки, где в обмен на бисер и ткани можно было получать слоновую кость и черепаховые панцири. Заслуги предприимчивого негоцианта перед короной и казной были отмечены: король Жоан III приказал увековечить имя Лоренсу Маркиша в названии побережья.

Однако закрепиться прочно португальцы здесь не смогли. Местные племена были непокорны, а проводить карательные экспедиции силами далекого острова Мосамбики, где португальское военное господство было очевидно, было делом накладным. Поэтому на побережье залива хозяйничали все, кто мог.
Наиболее активно в этом регионе действовала Австрия, страна, не прославившаяся большим количеством заморских колоний. Императрица Мария-Терезия, стремясь сократить отставание от великих держав, имевших колонии в Африке, снарядила в 1777 году к берегам Делагоа целую военную экспедицию. Полковнику Болту, водрузившему австрийский флаг на острове Иньяка, было приказано создать на берегу залива укрепленный форт и, опираясь на него, расширять австрийские владения. Именно эта колониальная авантюра Вены и стимулировала появление поселения Лоренсу-Маркиш – Португалии нужно было хоть как-то отметиться, обозначить свое присутствие на побережье.
С помощью присланной из Гоа эскадры португальцы изгнали отсюда австрийцев и заложили здесь первую португальскую фортецию. Она стояла на том самом месте, где выделяются сейчас красным пятном в приморской части Байши стены форта "Девы непорочного зачатия".

Однако даже под защитой крепостных стен португальцы не чувствовали себя в безопасности: от границ империи могущественного Чаки-зулу их отделяло расстояние, которое воинственные зулусы преодолевали за день. С ростом экспансии зулусской империи Лоренсу-Маркиш оказался практически отрезан от остальных португальских владений.
Этим не преминули воспользоваться англичане, южноафриканские владения которых вплотную подходили к берегам бухты Делагоа. Лондон давно считал себя обиженным и планировал строительство большого порта на побережье – ведь на всем южноафриканском побережье южнее Делагоа нет ни одной мало-мальски приличной бухты или гавани. Поэтому как только Гунгуньяна, вождь зулу-ватуа, отрезал Лоренсу-Маркиш от португальских фортов на Замбези и острове Мосамбики, англичане водрузили "Юнион Джек" на Иньяке и объявили южное побережье Делагоа своим. Лиссабон и Лондон оказались на грани серьезного конфликта.

Чтобы не дать конфликту превратиться в войну, обе державы обратились за посредничеством к Франции. Неудивительно, что решение было принято "антианглийское" – пост президента Франции занимал в те годы ирландец Мак-Магон, "впитавший лютую ненависть к британцам с молоком матери". Португалии понадобилось еще два десятка лет для того, чтобы заключить союз с бурскими колониями, сокрушить мощь африканских племен и подвести по их землям железную дорогу к топким берегам Делагоа из бурской Претории.